Фото: Алексей Товпыга
Главный режиссёр "Дикого театра" Максим Голенко рассказал Фокусу о своих провокационных спектаклях и о балансе между развлечением и смыслами в культуре
Карьера театрального режиссёра Максима Голенко не всегда складывалась гладко. Из-за отсутствия работы по специальности по окончании вуза ему пришлось работать на телевидении. Позже он вернулся в театр и теперь навёрстывает упущенное: в последние два года выдаёт на-гора по восемь-девять премьер на разных площадках и даже в разных городах, а возглавляемый им «Дикий театр» продолжает работать с самыми злободневными темами украинской социальной повестки.
Диапазон прошлогодних премьер Голенко впечатляет: там и иммерсивный спектакль (создающий эффект присутствия, погружения), и опера об историях четырёх пожизненно заключённых женщин, и переосмысление произведений Котляревского, Нечуя-Левицкого и Булгакова. О том, что сегодня происходит с украинским театром, об аудитории «Дикого театра» и о новых постановках режиссёр рассказал в интервью Фокусу.
Театральный подъём
В прошлом году у вас прошло сразу несколько премьер. Говорит ли это о росте зрительского запроса на новый театральный продукт?
— Да, за прошлый год новых спектаклей мы выпустили немало. Давайте считать: «Энеида XXI» в Одессе, рок-опера «Белая ворона» и «Пенита» в театре оперетты, иммерсивный проект «Спіймати Кайдаша» в «Мыстецьком арсенале», «Зойкина квартира» в Театре на Подоле, «Хаос», «Кайдаші 2.0» в «Диком театре» и «Дон Жуан» в театре «Актёр».
Но я надеюсь, что ситуация с большим числом новых спектаклей — это тот случай, когда количество переходит в качество. Для одного года это, конечно, очень много. Но поскольку у меня долго не было работы в театре, я стараюсь использовать шанс сделать что-то новое на театральной сцене. Оттого сейчас, когда предложения в театре есть, иногда беру на себя больше, чем стоило бы. Но в последнее время всё же учусь отказываться от части предложений и дозировать нагрузку.
Вечный искатель. В своих постановках, даже переосмыслениях классики, Максим Голенко активно экспериментирует
Последние несколько лет стали периодом подъёма для украинского театра. Появились новые площадки типа «Дикого театра», ушла российская антреприза, перезагрузился ряд государственных театров. Влияет ли всё это на популярность современного украинского театра?
— Влияет, и напрямую. У меня как у режиссёра адекватное количество работы в театре появилось именно после ухода с украинского рынка российской антрепризы. Ко мне обратились люди, которые раньше организовывали и проводили гастроли российских театров в Украине, а теперь вынуждены искать, чем заменить продукт, которого не стало.
То есть получилась такая заместительная терапия?
— Именно. Так что перезагрузка произошла. Кроме тех факторов, которые вы назвали, случилось также обновление театральной «крови». Отмерла часть старого, не пускавшая в театр новое поколение. Например, когда я окончил вуз, заниматься театром было невозможно. Именно поэтому я ушёл работать на ТВ. К счастью, настали другие времена.
Вопрос в другом: зачем зритель идёт в театр? За пищей для ума или же за возможностью расслабиться и отвлечься от реальности за окном?
— В постановках я всегда пытаюсь совместить опцию «отдохнуть» с опцией «подумать». Человеческое желание расслабиться, отвлечься от будней и посмотреть спектакль совершенно нормально, главное, чтобы это не приводило к полному отключению мозгов. Чтобы в походе зрителя в театр был смысл, независимо от того, смеялся он или плакал во время просмотра постановки.
Недавняя премьера, спектакль «Дон Жуан» в театре «Актёр» — это пример попытки соблюсти баланс: сделать развлекательный, но при этом интеллектуальный продукт, что-то близкое к антрепризе, но при этом я постарался сделать интересный качественный продукт. Чтобы это имело смысл, чтобы на сцене была классная история. Это абсолютно фарсовая история и вместе с тем она — о человеческих страхах, о внутренней пустоте. В этой постановке у нас отличный актёрский состав, в роли Дон Жуана блистает Михаил Кукуюк.
«Кайдаші 2.0»: хождение по кругу
Ваша недавняя премьера в «Диком театре», «Кайдаші. 2.0» — спектакль по пьесе Натальи Ворожбит. Насколько я знаю, изначально она написала сценарий для многосерийного телевизионного проекта. Как он переформатировался в театральный спектакль?
— Всё началось с того, что Наталья написала сценарий для сериального проекта, который выйдет через месяц. А когда в прошлом году мне предложили сделать иммерсивный проект в «Мыстецьком арсенале» в рамках «Книжного арсенала», я сразу вспомнил, что Наташа как раз работает над «Кайдашами».
В результате мы сделали проект «Спіймати Кайдаша». Именно он стал толчком к тому, чтобы перенести этот сценарий на театральную сцену в виде репертуарного спектакля.
Мы уговорили Наташу Ворожбит переформатировать сценарий, получили грант от Украинского культурного фонда и сделали спектакль.
Как вы решили историю семьи Кайдашей на современный лад? О чём это сегодня?
— На то, какими получились «Кайдаші 2.0», очень повлияли актёры, занятые в постановке. В спектакле два актёрских состава. Например, Виталина Библив и Александр Ярема, исполняющие роли Омелька Кайдаша и Маруси Кайдашихи — комические актёры, они играют своих персонажей мягче, вторая актёрская пара, Татьяна Лавская и Сергей Солопай играют тех же героев жёстче.
Как мы решили историю Кайдашей сегодня? Там, конечно, есть и отсылки к оригинальному произведению, но больше внимания мы уделили истории нашей страны и тому, что происходит в Украине. Мы говорим о бесконечных хождениях по кругу, о том, как прошлое влияет на будущее, о том, как люди передают своим детям собственные пороки и поэтому «танцы на граблях» продолжаются. Одним словом, о том, почему наша страна находится в такой заднице. Изначально мы думали, что это будет комедийный спектакль (там действительно много смешного), но вышло очень честно и местами страшно. Прогноз в конце выходит мрачный.
Демиург. Голенко работает сразу со многими украинскими театрами, привлекая к постановкам актёров из разных трупп
То есть это история о личной ответственности за то, что происходит в твоём доме и твоей стране?
— Да, абсолютно.
Как реагируют зрители, когда, глядя на героев, им поневоле приходится задуматься и о себе?
— Это, в общем-то, и есть наша цель, чтобы люди задумались. Конечно, реакции бывают разные. Иногда зрители узнают себя в том, в чём им не хотелось бы себе признаваться, и, конечно, им хочется от этого отстраниться. Кто-то готов задуматься и честно ответить себе на какие-то вопросы. А бывало даже, что на нас обещали пожаловаться в полицию.
«Зойкина квартира»: ад и сюр
Ещё одна ваша прошлогодняя премьера — «Зойкина квартира» в Театре на Подоле. У Булгакова это история о периоде нэпа, это далёкий от современных украинских реалий контекст. Как вы приближали сюжет к сегодняшней реальности?
— «Зойкина квартира» тоже в какой-то мере история об ответственности, как и «Кайдаші». Это яркая история, в которой меня очень вдохновляло то, что там есть параллель с людьми, существующими в российском информационном пространстве (я сам долгое время был таким человеком и теперь сознательно отхожу от этого). Это история о том, как общество перестраивается: люди видят, что вокруг творится ад, но пытаются как-то с ним сосуществовать и даже договариваться. Но вся штука в том, что договориться с адом невозможно. Ты всё равно проиграешь, каким бы юрким ни был.
Финал у нас получился знаковый: когда приходят энкавэдэшники и Зойка пытается сбежать, квартира поднимается дыбом и, как горка, съезжает. Мебель, пианино — всё сыпется, соскальзывает. В это время на сцене происходит такой себе сюр: зрителям машет медведь, а вокалистка поёт оперным голосом «Как упоительны в России вечера». Я был в лёгком шоке, когда понял, что некоторые зрители даже пытаются под это ностальгировать.
Это смешно, конечно. В тексте к спектаклю есть фраза о «нежном прощании с советскими демонами». Вы такие моменты имели в виду?
— В этой формулировке, конечно, заложена ирония. Но да, своего рода проверка на то, что у зрителя в голове. Вообще Булгаков — очень яркий автор, в его произведениях есть отчётливая смеховая нота. Плюс мы добавили туда немножко мистики: герои у нас все чуть-чуть демонические, приспосабливающиеся к обстоятельствам.
В одном из интервью вы сказали, что «Зойкина квартира» — произведение из вашего «портфельчика пьес», которые вам хотелось бы поставить и которые вы время от времени оттуда достаёте. Что в нём ещё?
— Действительно, у меня есть такой виртуальный «портфельчик», и я достаю оттуда те или иные произведения по мере созревания. Например, в марте у нас в «Диком театре» состоится премьера спектакля «Механический апельсин». Там совершенно потрясающий актёрский состав: Марк Дробот, Юрий Радионов и многие другие. Также ввиду того что там будет сделан акцент на роль СМИ в современном обществе, в спектакле самих себя сыграют Майкл Щур и Ярослава Кравченко.
Следующее, что мы готовим, это «Амадей» Питера Шеффера в Театре оперетты. К слову, в этом театре уже идёт одна моя постановка — «Пенита». Спектакль построен на реальных историях четырёх пожизненно заключённых женщин. Это лирическая история, в которой на контрасте с красотой становится очевиден весь ужас реальности. Там играют четыре актрисы из разных киевских театров: Ася Середа из Театра оперетты, которая очень неожиданно раскрылась в этой роли, Виктория Ромашко из Молодого театра, Татьяна Лавская из «Дикого» и Ли Берлинская. Они все драматические актрисы, все поющие и при этом очень разные.
«Дикий» театр: разговор начистоту
«Дикий театр», художественным руководителем которого вы являетесь, говорит о болевых точках современного общества. Темы спектаклей — от секса и политики до войны и социальных язв. Можно ли говорить, что современный театр больше не говорит только о высоком, а втаскивает в поле искусства реальную жизнь?
— Конечно. В «Диком театре» мы действительно говорим о том, что происходит в реальности. Более того, у меня есть ощущение, что мы за этой реальностью не успеваем.
Но и классике в современном переосмыслении здесь тоже есть место. Один из самых удачных примеров в моей практике — «Хозяин» Карпенко-Карого. Это ментально абсолютно «наше» произведение. Очень легко сравнить этот образ с кем-то из украинских олигархов, например, сразу найдётся немало параллелей.
Повестка для. В «Диком театре», которым руководит Голенко, идут спектакли на злободневные темы
В «Диком театре» вы работаете с табуированными темами. Насколько готова аудитория к срыву покровов?
— Мне кажется, что готова. Это обусловлено и обстоятельствами, и появлением нового культурного продукта.
И в «Диком театре», и на других театральных площадках у меня ощущение, что мы воспитали свою аудиторию, которая готова к серьёзному разговору и той форме, в которую мы облекаем постановки. Расширяется она в основном путём сарафанного радио: если спектакль «зашёл», задел зрителя, то на следующем спектакле зал будет полон. Бывает, конечно, что и не угадываешь. Например, спектакль «Виталик» в «Диком театре» мы хотели ставить как стендап и играть его в барах. Но когда начали репетировать, то поняли, что эта идея не сработает и так мы свою аудиторию не найдём. Это всё равно пьеса, а не стендап, поэтому мы разделили её на двоих актёров. Как-то мы играли «Виталика» в каком-то ресторане, и была сделана какая-то не вполне корректная реклама: пришли одни блондинки. Зато на следующий спектакль через три недели пришла уже вся театральная тусовка, опять же — сарафанное радио сработало.
Если аудитория готова к более серьёзному материалу, можно ли говорить, что театр становится оппозицией оболваниванию людей через популизм и индустрию развлечений? Остаётся ли культура прививкой от отупения?
— Естественно. Но и инструментом оболванивания театр тоже, к сожалению, может быть. С уходом российской антрепризы с украинского рынка появилось много развлекательного продукта низкого качества, который с успехом решает эту задачу. Но культура может и должна задавать интеллектуальную планку и быть полем для размышлений и анализа.
