Советский и российский драматург Александр Гельман рассказал в интервью основателю интернет-издания
|
Сегодня 17.23 | комментариев:
Гельман: Нельзя, чтобы в этом возрасте мальчик видел столько трупов, столько смертей
Советский и российский драматург Александр Гельман в интервью основателю интернет-издания «ГОРДОН» Дмитрию Гордону рассказал, что в 1940-х годах в еврейском гетто и по дороге к нему умерла почти вся его семья.
Гельман родился в 1933 году в бессарабском селе Дондюшаны (тогда – Королевство Румыния, сейчас – Молдова). Согласно Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом (известен как пакт Молотова – Риббентропа) от 1939 года, Бессарабия попадала под советскую сферу влияния.
«Но это длилось недолго, меньше года, по-моему. И в одну ночь не стало никого. Это уже был 41-й год. И пришли румыны обратно. Но уже не одни, а вместе с немцами… Немцы появились на мотоциклах. Они давали конфеты детям. И вообще было немножко радостное впечатление, – вспомнил Гельман. – Но через некоторое время все стало мрачно. Собрали всех евреев в один двор. Собирали румыны – румынские коменданты, румынские власти. Румынский солдат, который пришел к нам, сказал маме: «На всякий случай, если у вас есть какие-то драгоценности, возьмите с собой». Мама взяла. Не бог весть что у нее было, но какие-то были кольца. Конечно, это был какой-то плохой сигнал, но мы поехали. Переночевали в этом дворе прямо на улице. И утром построили всех – и повели. Не сказали куда. Было выделено две подводы. Потому что были старые люди, которые не могли сами ходить. В том числе моя бабушка Цюпа. Ее тоже посадили на подводу».
Колонна отправилась в Бершадь Винницкой области. Там было создано гетто, куда свозили евреев из Бессарабии и Буковины (расстояние от Дондюшан до Бершади – около 200 км).
«По пути уже начались смерти в моей семье. Первым умер братик. Незадолго до войны мама родила мальчика, но у нее молоко кончилось… В общем, он умер, когда мы перешли Днестр. В этот же вечер умерла одна пожилая женщина. С трудом нашли какие-то лопатки, я помню, – выкопали могилу. Положили женщину и ей на грудь положили моего братика – закопали», – рассказал Гельман.
Потом по дороге умерла его бабушка Цюпа.
«Это уже на Украине. По-моему, это был Ямполь в Винницкой области. Мы там ночевали в каком-то помещении – оно было такое большое, высокое. Может быть, это была синагога. Я не могу точно сказать. Дальше подвод уже не было. Бабушка была в очень плохом состоянии. И офицер румынский, который руководил этим, сказал: «Мы можем или пристрелить ее, или пусть остается». Мы воды какой-то достали (но бабушка уже сама не могла даже взять что-то – лежала абсолютно беспомощно) и ушли. Конечно, она умерла через какое-то время. Я надеюсь, какие-то люди ее похоронили», – сказал Гельман.
Он вспомнил, что украинская часть пути до Бершади «была тяжелой во многих отношениях».
«Особенно было тяжелым полное равнодушие окружающих людей, когда мы проходили через деревни, через какие-то населенные пункты. Не было того, чтобы нам выносили какую-то еду… Были только случаи, когда были готовы поменять, скажем, золотое кольцо на полбуханки хлеба. Это было связано, может быть, с тем, что люди знали, что за помощь наказывают. Но я должен сказать, что когда мы шли по Молдавии, нам выносили какую-то еду – молоко в бутылочке, еще что-то. Без разговоров, без каких-то сочувственных речей. Просто отдавали и уходили. Офицеры особенно не запрещали. Ну, как-то закрывали на это глаза», – сказал драматург.
К Бершади колонна добралась ближе к зиме, поселили прибывших «в каком-то полуподвале».
«Там были нары. И в этом полуподвале нас было несколько семей. Наша семья состояла из 12 человек. Нет, уже из 10, я извиняюсь. И другие семьи. К концу зимы, к марту [1942 года], нары были пустые. Почти пустые. Остались я и папа. От одной семьи – вообще никого», – вспомнил Гельман.
Его мать Мани Шаевна Гельман умерла в гетто.
«У мамы был какой-то нарыв в ухе. Это жуткая боль. Она умерла вот так, лежа на нарах. Папа чего-то бегал куда-то, искал… Мужчин на работу возили в маслобойку, и там давали с собой кусок макухи (остатки семян масличных растений после выжимания из них масла. – «ГОРДОН»). Он привозил ее еще теплую. И мы ее ели. Мама не могла это есть. Вообще не ела ничего. Она умерла. Но до этого и другие родственники умерли. Она умерла где-то… Ну, была не последней из умерших, но ближе к последним. И трупы убирали раз в неделю, раз в 10 дней. И мама мертвая лежала рядом со мной: с одной стороны она, с другой – папа. Несколько дней. Был запах определенный… Потом папа вынес ее труп. Там была некая прихожая. Но там уже были другие трупы. Пришлось положить маму как-то головой на другую женщину. В общем, это был кошмар», – сказал Гельман.
В целом из около 20 человек, которых поселили в подвале в Бершади, выжило трое или четверо, отметил он.
«И условия были такие, что там не было туалетов – надо было выходить на улицу. И чтобы выйти пописать, надо было переступить через трупы, которые в проходной лежали. То есть, конечно, это было ненормально. Я даже не могу сказать, как это на меня воздействовало… Но там было столько… Нельзя, чтобы в этом возрасте мальчик видел столько трупов, столько смертей, – сказал драматург. – Где-то в середине моего пребывания в гетто мне уже казалось, что другой жизни нет, что есть только эта. И я ее воспринимал как нормальную. Я уже не рыдал, не удивлялся. Я играл по возможности, я хотел есть всегда. Но у меня не было ощущения, что что-то может измениться».
Интервью с Гельманом выйдет сегодня на YouTube-канале «В гостях у Гордона». Трансляция начнется в 18.00
ВИДЕОВидео: В гостях у Гордона / YouTube
После войны Гельман с отцом вернулся в Дондюшаны, где он доучился в школе, затем поступил в профтехшколу трикотажников в Черновцах. В 1954 году окончил Львовское военное училище, после него шесть лет служил на флоте. В конце 1950-х годов во время службы на Камчатке начал публиковать рассказы и очерки.
В 1960 году переехал в Кишинев, работал фрезеровщиком на заводе, параллельно учился на заочном отделении Кишиневского государственного университета. Не окончив учебу, в 1963 году переехал в Ленинградскую область. Вначале работал там диспетчером на строительстве крупного нефтеперерабатывающего завода в городе Кириши, спустя три года перешел в журналистику. Работал в местных газетах, в это же время занимался драматургией. В 1978 году переехал в Москву, где тесно сотрудничал со МХАТом. В этом театре поставили спектакли по семи пьесам драматурга.
В 1989 году был избран народным депутатом Верховного Совета СССР от Союза кинематографистов.
Среди самых известных пьес Гельмана – «Протокол одного заседания», «Обратная связь», «Наедине со всеми», «Скамейка». По сценариям драматурга было поставлено несколько фильмов, в частности «Премия» (1974). За эту работу Гельману была присуждена Государственная премия СССР.
